Юрген Беккер

Когда Беккер в 1937 году поступил служить на немецкую подводную лодку, ему было шестнадцать лет. В те времена он был единственным учеником повара в старом небольшом пансионе в Киле, порту Балтийского моря. Вход в заведение прикрывала тонкая железная дверь, скрипевшая, как раненый мандрил, всякий раз, как она открывалась и закрывалась. Внутри - квадратная столовая зала, пол выложен в шахматном порядке черной и белой плиткой, желтые стены сплошь увешаны фотографиями, вымпелами, гербами, пистолетами и винтовками со страдающими артрозом спусковыми механизмами, а еще бесчисленные, отслужившие свой век морские штуковины, свисающие с деревянного потолка. Дневной свет и отблески ночи с трудом просачивались через мутные от маслянистых испарений стекла четырех забранных железными решетками окон, десяток квадратных столов из кедра и стулья из прочного дерева, короткая стойка для подачи заказанных блюд, два шкафа с полками, полными бутылок, склянок и столовой посуды. В пансионе обычно питались военные моряки, которые постоянно уходили на морские маневры на броненосцах, крейсерах, подводных лодках и эсминцах. Люди приходили, они пили и ели; как купленные забастовщики, они горланили про свои подвиги, перемежая рассказы взрывами дребезжащего, словно ржавое железо, хохота, хвастались горячими ляжками, которые они оседлывали в том или ином борделе, с громогласными воплями отмеряли округлость грудей, меж которых они накачивались ромом похоти и сладострастия, поднимали тосты во здравие своего истерзанного алкоголем брюха и трескали любимое блюдо Gefullte Schweiner-rippchen, знаменитые свиные ребрышки, упоительно приготовленные с черным виноградом, яблоками и белым ромом.

Жаркая и просаленная кухня пансиона, где Юрген Беккер работал с десяти лет, постепенно пробудила его богатое воображение, и он начал придумывать свои собственные блюда: так родились рецепты вкуснейших блюд, таких как Scheerhafen Hasentoff - разделанная на кусочки зайчатина выдерживается два или три дня в глиняном горшочке с луком, чесноком, тимьяном и красным вином, затем туда добавляют капельку жира, свиное сало, кусочки обжаренного хлеба и бульон, все это варится и подается горячим, посыпанным измельченным миртом. Это блюдо бальзамической силы снискало Юргену безоговорочную любовь моряков, которые валом валили в пансион, кто-то из них предложил Юргену стать членом экипажа своего судна, обещая двойную плату в порту и тройную - в море. Юрген Беккер немедленно принял предложение, потому что, если сказать по правде, до этого момента ему в жизни не везло: шестью годами ранее он остался сиротой, его родители погибли в железнодорожной катастрофе, так что воспитывал его дядя, повар пансиона, который обращался с ним как с рабом и даже брал с него деньги за то, что Юрген занимал захудалую комнатенку в доме, где они жили. Выслушав предложение, Юрген почувствовал, как его лица коснулось неожиданное дыхание свободы, а вслед за ним и ядовитое презрение дяди, который прокричал, что наконец-то он перестанет терзать его своим убогим присутствием. Юрген заполнил бумаги, выдержал кое-какие собеседования с военными, прошел без проблем медицинскую комиссию и напоследок удовлетворил ехидное требование прусского капитана, не обделенного аристократическим самолюбованием - белый безукоризненный костюм, черные короткие, как у фюрера, усики, - он без излишнего зуда восхищался Sauerkraut, немецким блюдом, которое прочим известно как квашеная капуста. Помпезно выглядящему капитану не нравились такие юноши, как Юрген, беспородному происхождению он предпочитал благородную кровь, его раздражала непринужденная улыбка кандидата на место кока, а также его простая и открытая манера общения с другими, поэтому капитан попросил, чтобы юноша приготовил Sauerkraut с закрытыми глазами, полагаясь только на свое обоняние, осязание и память. Юрген принял вызов со смирением францисканца: он привык готовить в полумраке пансиона, передвигаться, ни на что не натыкаясь, в унылой темноте своей каморки. Он отправился вместе с капитаном на кухню броненосца, бросил ястребиный взгляд на обстановку и сказал, что готов. С повязкой на глазах он задвигал руками с точностью хирурга: отыскал белокочанную капусту, нашинковал кочаны, перемешивая капусту в кастрюле, заложил слои крупной соли, морской соли и перца горошком, потом закрыл все это крышкой и оставил отстаиваться под гнетом. Вернулся через семь дней: капитан рядом с ним, а он перед кастрюлей снова с завязанными глазами. Отварил морковь с луковицами, предварительно порезав все кружочками, добавил немного белого рейнского вина, свиного и гусиного жира; не забыл он добавить и кое-что еще: франкфуртские сосиски, несколько кусочков копченой ветчины из Вестфалии, немного шпига и свиных ребрышек. Юрген закончил готовку, подал квашеную капусту на подносе и снял повязку с глаз. Капитан был обескуражен - он никогда не видел подобной ловкости, а также никогда не пробовал подобного кушанья. Он сдержанно, словно спартанец, съел полную тарелку и,важно сказал, что с заданием Юрген справился удовлетворительно. Юрген расплылся в улыбке, тихо сказал "спасибо" и собрался уже попрощаться, но капитан неожиданно остановил его и назвал первое место его службы в качестве матроса в армаде Третьего рейха: кухня подводной лодки U-530, стоявшей в порту и готовящейся выйти в море в неизвестном направлении.

Юрген Беккер два года счастливо проплавал во влажном брюхе субмарины, а потом началась Вторая мировая война - и до свидания, безопасные морские походы, в которых подводная лодка кочевала из одного порта в другой, всплывала из мутной пучины океана на его поверхность, вспененную холодным белым ветром. Лица его товарищей помрачнели, самые болтливые рты закрылись, смех пропал, приказы офицеров приобрели суровый тон, ведь не стоит забывать, что соседство смерти вызывает тревогу, которую не унять ни словом, ни пилюлей. Но Юргена не мучили яростные ночные сражения, оглушительный грохот бомбежек, сотрясающих судно, также его не терзала ни морская болезнь, ни клаустрофобия, которая поражает даже опытных моряков после нескольких недель плавания в океанских глубинах. Камбуз подводной лодки стал его новым миром, и призраки страха не подстерегали его даже тогда, когда он спал. Его самый страшный кошмар был всегда один и тот же: он до ночи работает на кухне пансиона, снося гневные нападки дяди, а после полуночи возвращается в свою жалкую каморку.

День 15 июля 1945 года в Мар-дель-Плате начался дождем. Южные ветра бились в нос субмарины U-530, и море не переставая раскачивало корпус судна. Юрген чистил и прибирал камбуз после завтрака, когда его вызвал командир. Юрген пришел на капитанский мостик и выслушал приказ: через два дня он высаживается на берег, несколько членов экипажа останутся жить в городе, находящемся сейчас перед ними, и он будет одним из них. Капитан был немногословен, говорил с усталой улыбкой на лице, и Юрген понял, что пора что-то менять, настало время собирать свою сумку моряка и готовиться к другой жизни. Незадолго до этого, когда субмарина шла под водой к берегам Южной Атлантики, Юргену исполнилось двадцать три года. Он отметил это событие с несколькими товарищами миндальным печеньем, пирожными с марципанами, пирогами с сухофруктами и яблочным соком.

Немецкий кок и еще десяток членов команды покинули U-530 ночью 17 июля 1945 года. Друг за другом они прыгали с одной палубы на другую и оказывались на катере береговой охраны, который доставил их в порт Мар-дель-Платы. Юрген неотрывно смотрел на огни города, который он видел с моря, маленькие белые и красные точки, мерцающие, словно раскаленные угли, и вдруг почувствовал, как что-то сжалось у него внутри, и он повернулся, чтобы отыскать взглядом силуэт субмарины, увидеть ее в последний раз, но в воде отражался лишь свет полной луны. Не было и U-977. И тогда Юрген пристально вгляделся в море, пробиваясь внимательным взглядом сквозь сумерки, и ему показалось, что он увидел тонкую трость перископа, разрезающую воду, длинную и узкую ниточку пены за ней; он улыбнулся, понимая, что это лишь мираж. Юрген сошел на берег вместе с остальными членами экипажа. Их ждала группа чиновников из правительства, которым предстояло решать вопрос с разрешением на проживание и новыми удостоверениями личности. Высадка была актом конфиденциальным, еще одной секретной процедурой по сокрытию следов немецкой катастрофы. Недостаточно сложить вместе всех погибших и прибавить к ним искалеченных, которые все еще бьются за жизнь, чтобы иметь полное представление о масштабе бедствий, вызванных войной, потому что есть также и те, кто теряет родину, прошлое, язык и имя. Им остаются только воспоминания, погребенные в траншеях памяти, и нельзя эти воспоминания обратить в слова, их носят под одеждой, словно безмолвный медальон.

Моряки быстро перебрались из порта в гостиницу "Нижняя Саксония", владельцем которой была одна немецкая супружеская пара, эмигрировавшая в Аргентину еще после Первой мировой войны. Всех поселили в отдельные комнаты, там с ними встречались чиновники из правительства. К Юргену пришел неприветливый человек, прекрасно говоривший по-немецки, он вкратце объяснил Юргену его нынешнее положение: ему предоставили политическое убежище, но он должен держать тот факт в абсолютной тайне, в течение продолжительного времени ему следовало оставаться в Мар-дель-Плате, никуда не выезжать; кроме того, его предупредили, чтобы он не пытался ни встречаться, ни устанавливать местонахождение своих старых товарищей с лодки U-530. Наконец чиновник попросил его подписать несколько документов, вручил новое, оформленное по всем правилам удостоверение личности, сказал, что отель оплачен на сорок дней, срок, за который он должен окончательно обустроиться, оставил конверт с деньгами и пояснил, что суммы будет достаточно, чтобы прожить несколько месяцев. Кроме того, он дал Юргену бумажку с адресами немецких семей, проживающих в Мар-дель-Плате, которые могли бы помочь ему подыскать работу и жилье. Оставшись один, Юрген разделся и бросился на кровать, допотопная усталость навалилась на него, он закрыл глаза, глубоко вздохнул и удивился, уловив едва заметный запах масла внутри субмарины, ощутив морскую качку, хриплое бормотание дизельных двигателей, которые никогда не глушились. Он спал плохо, неведомые отзвуки ночи тревожили его, и он ворочался с бока на бок, пока не поднялся с первым лучом солнца, ворвавшимся в окно. Встав, Юрген еще раз глянул в свои новые аргентинские документы и улыбнулся, прочитав, что он превратился в Хорхе Бречера, хотя потом он никогда не пользовался этим именем, разве что только в официальных случаях. За несколько часов он превратился в призрак без роду и племени и понял, что хватает всего одного дня на этой земле, чтобы снова стать сиротой; однако Юрген не почувствовал грусти, он подумал о закончившейся ужасной войне и сказал себе, что ему удалось выйти живым из этого ада, где расстались с жизнью миллионы мужчин и женщин.

Карлос Бальмаседа

Проза жизни • Кулинарная книга каннибала