Алхимический склад ума

Расцвет алхимии в Европе пришелся на вторую половину XVI века, когда Прага была "столицей алхимии", а Священная Римская империя в лице Максимилиана II (правившего в 1564-1576 гг.) и Рудольфа II (1576-1612) оказывала поддержку алхимикам и их исследованиям. Однако сам предмет был довольно скользким с точки зрения властей: алхимия угрожала взять в свои руки контроль над драгоценными металлами, а потому Искусство часто оказывалось вне закона. Более того, многие алхимики оказывались жуликами, обманщиками и мошенниками.

Император Рудольф II посадил за решетку множество шарлатанов, в том числе и Эдварда Келли, о котором мы уже говорили. В 1610 году растущий скептицизм в отношении Искусства получил отражение в пьесе Бена Джонсона "Алхимик", где Сатл и его помощник Фейс пытаются обмануть сэра Эпикура Маммона и заставить его выделить средства на организацию несуществующего производства золота.

Несмотря на это, выдающиеся ученые, очарованные головокружительными историями прошлого о трансмутации обычных металлов в драгоценные, все еще оказывали большое влияние на умы. Хотя законы сэра Исаака Ньютона стали основой физики, его алхимическая деятельность, особенно тщетные поиски методов трансмутации, в основном осталась скрытой от широкой публики. В последнее время историки и ученые, пересматривая достижения алхимии, стали видеть настоящие химические подходы в ее методах, поскольку алхимики стремились не только понять химию, но и записать свои открытия в систематическом виде. Они использовали разные языки описания и еще не понимали того, что сегодня считается основополагающими принципами. Одним из важнейших заблуждений было то, что они считали, будто химические элементы могут изменяться - это делало идею трансмутации металлов более правдоподобной.

С помощью тщательного изучения старых алхимических формул, рисунков и кодов, пытаясь воссоздать алхимические эксперименты, Лоуренс Принсайп и другие исследователи смогли подойти к разгадке некоторых тайн, которые ранее отбрасывались как мистическая чепуха, и показали, что исследования ведущих алхимиков помогли заложить основы настоящей научной химии.

На одной иллюстрации, опубликованной более четырех веков назад, изображен волк, пожирающий короля, а затем разожженный погребальный костер, который поглощает волка и возрождает короля. Историки теперь полагают, что здесь описан рецепт выделения чистого золота из его сплавов, так как одним из традиционных алхимических символов золота было изображение короля. Эксперименты Принсайпа подтверждают эту точку зрения.

Волк символизировал минерал стибнит, сульфид сурьмы, который в расплавленном виде "жадно" разрушает примеси в расплавленном сплаве, содержащем золото. Так как сульфид сурьмы преобразует "обычные" металлы в сульфидные шлаки, которые легко изъять из расплавленного золота, то из сплава, например из монеты, состоящей из смеси золота с медью или серебром, можно выделить драгоценный металл.

Принсайп исследовал алхимические увлечения одного из наиболее выдающихся деятелей в области магии и науки Роберта Бойля (1627-1691), ставшего одним из основателей современной химии. Бойль изучал фундаментальную роль воздуха при дыхании и различные химические реакции, а также продемонстрировал, что объем газа обратно пропорционален его давлению.

Принсайп предложил новый взгляд на знаменитую работу Бойля "Химик-скептик" (1661). По его мнению, в книге содержится не просто общая критика алхимии, как это принято считать, но осуждение тех алхимиков, которые следовали только "нефилософскому" подходу, то есть тех, кто заботился лишь о создании химических продуктов на продажу (например, лекарств) и не пытался понять, как теория может улучшить практические результаты. В своей книге "Страстный адепт" Принсайп отмечает, с каким энтузиазмом Бойль говорил об алхимии в своем "Диалоге о трансмутации и усовершенствовании металлов".

Алхимики не только стремились систематизировать свои открытия, но и старались скрыть их от своих конкурентов, что было необходимо до введения патентной защиты изобретений. В бумагах Бойля, хранящихся в Лондонском королевском обществе, Принсайп исследовал обрывки документов и обнаружил, что они представляют собой фрагменты ключей к коду, использованному при описании химических реакций.

В бумагах приводятся списки латинских названий химических соединений рядом с бессмысленными словами, которые Бойль придумал для их описания. Если использовать этот код для расшифровки текстов Бойля с описанием химических реакций, то все становится понятным. Например, там, где в рецепте Бойль нацарапал слово "ормунт", он имел в виду селитру, которую мы называем нитратом калия. Чтобы усложнить прочтение, Бойль использовал другие коды, например заменяя слова их эквивалентами на греческом или иврите, например вместо "олово" писал "касситерос" и т. д.

Интеллектуальная собственность, которую Бойль пытался защитить таким образом, была раствором под названием menstruum peracutum. Он использовал его для растворения золота, и когда образовавшийся белый остаток смешивался с расплавленной бурой, то получался небольшой объем чистого серебра. Эта трансмутация золота в серебро, должно быть, вдохновила его мыслью, что найти философский камень действительно возможно. Увы, эксперименты Принсайпа доказывают обратное. Он следовал рецепту Бойля по изготовлению menstruum peracutum - говоря современным языком, трихлорида сурьмы и азотной кислоты, - и пришел к выводу, что Бойль на самом деле получил металлическую сурьму, а не серебро, что нисколько не удивительно, учитывая исходные составляющие.

Бойль был убежден в существовании философского камня, в частности и из-за того, что некоторые люди заявляли, будто им удавалось провести трансмутацию. Одним из таких исследователей был Венцель Зейлер, монах из Богемии, который, погрузив в тинктуру якобы серебряный медальон 1677 года, принадлежавший императору Леопольду I, превратил его в чистое золото. Химический анализ, проведенный в 1932 году, показал, что медальон в действительности был из сплава золота, серебра и меди, поэтому при погружении в разбавленную азотную кислоту все его металлические компоненты, за исключением золота, растворились и осталась только поверхность из чистого золота.

Бойль не только верил в существование философского камня, но также полагал, что с его помощью он сможет общаться с ангелами и духами, что отражало духовную составляющую алхимических исследований, типичную для того, что Принсайп называет "сверхъестественной алхимией", разработанной одним своеобразным английским учением XVII века. Бойль был очень набожным человеком, и, возможно, он рассматривал алхимию как защиту против растущей волны атеизма, которая мучила его. В его вере, кажется, слышны отзвуки опыта другого выдающегося "мудреца", жившего до него, - Джона Ди, о котором мы говорили ранее.

Роджер Хайфилд

Проза жизни • "Гарри Поттер" и наука: Настоящее волшебство